Choď na obsah Choď na menu
 


Расследование

voh1-1.jpg     Само расследование преступления, совершённое Ольгой Гепнаровой, не было слишком сложным. По крайней мере, с криминалистической точки зрения. На первый взгляд — банальное дорожно-транспортное происшествие, каких ежедневно происходит десятки.

«Я сделала это умышленно», простое предложение, которое превратило обыкновенное расследование в мероприятие, в которое постепенно включалась верхушка органов безопасности, и не только безопасности.

Первый допрос задержанной со стороны Безопасности был произведён уже через несколько минут после происшествия в Городском отделении Службы общественной безопасности района Прага 7 на улице Франтишка Кржижка. Проводил его рядовой сотрудник Отделения, который был направлен на место происшествия своим руководителем и после возвращения обратно на рабочее место начал допрашивать задержанную. Это невероятно, какое количество информации (Ольга Гепнарова описала не только ход всего дня с утра и до происшествия, но и события предыдущего дня: сбрасывание Трабанта, поездка с сотрудниками Общественной безопасности на их автомобиле по Слапской плотине, обоснование поступка) удалось получить в течение относительно короткого промежутка времени (исходя из временнÓго плана этого дня, составленного на основе документов, детально описывающих время и длительность отдельных действий, выходит, что допрос длился приблизительно пятнадцать, максимум — двадцать пять минут, включая установление личности и сверку личных данных). Будто бы задержанная продекламировала заранее подготовленную и выученную историю. В течение нескольких минут было осуществлено множество телефонных звонков между данным кабинетом, вышестоящими органами и политическим управлением разных уровней. Было решено доставить задержанную на медицинское обследование (психиатрия, тесты на алкоголь и наркотические вещества), а также о том, что расследование и дальнейшую координацию действий примет «город». Об осуществлении первоначального допроса была сделана официальная запись, а первый официальный допрос прошёл в тот же день в Отделе расследований Службы общественной безопасности Прага — город на Конвиктсткой улице, то есть на улице, где Ольга Гепнарова прожила большую часть своей жизни.

На основе множества документов можно сделать вывод, что расследование проходило тремя «волнами», всегда с целью подтвердить или опровергнуть определённое предположение или вопрос. Первый вопрос, и в то время действительно наиболее важный, звучал следующим образом: было ли преступление Ольги Гепнаровой мотивировано политически и была ли она членом какой-либо организованной группы? К расследованию, кроме следственной группы майора З. , подключилась даже Государственная безопасность. По сути, это был орган, на котором лежало основное бремя расследования в первые дни, хотя и во взаимодействии с группой майора З. Проверялось множество сведений (например, о связи с незаконными действиями, которые происходили при встрече молодых людей в её доме в Олешке), проверялась как сама Ольга Гепнарова, так и люди из её окружения.

В момент, когда удалось однозначно опровергнуть предположение, что её поступок имел политический характер, следователи начали работать над другим вопросом: Ольга Гепнарова совершила свой поступок (сейчас уже оцениваемый как чисто криминальной направленности) действительно в одиночку и по собственной инициативе, или в приготовлениях ей кто-то помогал или подговаривал? Выяснение этого вопроса уже было в ведении следственной группы Городского управления Службы общественной безопасности, расследование проходило в постоянном взаимодействии с другими органами — Государственной безопасностью, Службой исполнения наказаний и т.д.

Поскольку по этой версии следствия не удалось выяснить ничего существенного, что бы её поддержало, криминалисты начали работать, руководствуясь наиболее полным собранием доказательственной базы, касающейся личности преступницы, с целью выяснения мотивов преступления и её способности нести уголовную ответственность за его совершение. Одним из способов получения этой информации были, разумеется, допросы Ольги Гепнаровой.

Официальных допросов было всего три и проходили они всегда на определённом этапе расследования: первый был сразу же после совершения преступления, второй после получения писем редакциями «Свободного Слова» и «Молодого Мира», третий — после получения информации о происшествии в Заброди.

Первый допрос проходил 10.7.1973 в период с 17:45 до 22:20. После первоначального выяснения основных личных данных до сведения задержанной была доведена информация о возбуждении уголовного дела и кратко было обосновано — почему. В первой части допроса, прежде всего, рассказала о себе: упомянула родителей и практически лишь перечислила, в какую ходила школу и где работала. Сообщила информацию о своём лечении в Опаржанах, а также о том, что у неё была судебная тяжба с бывшим работодателем и что была оштрафована за безбилетный проезд. Не забыла подчеркнуть, что в плане здоровья чувствует себя замечательно.

По делу затем кратко описала некоторые события, которые произошли незадолго до совершения преступления: (продажа дома, отпуск), включая сбрасывание своего автомобиля Трабанта в ра  йоне Слапской плотины, поездка в автомобиле с сотрудниками Службы общественной безопасности, возвращавшимися с праздника, дорогу со Слапской плотины в общежитие в Малешице. Подробно описала ход последнего дня (в девять часов утра отправилась в прокат автомобилей, получение автомобиля, пробная поездка, отдых на парковке примерно до 13:00, а потом уже, собственно, описание происшествия), в двух предложениях постаралась указать причины, которые её к этому преступлению привели. Весь допрос был немного сбивчивый и переходил от одной темы к другой. Спустя несколько часов допрос был прерван и продолжился с приходом прокурора. Здесь уже говорили лишь о причинах и отношению Ольги Гепнаровой к происшествию. Сообщила, как терпела (по своим собственным словам) от общества беспричинные и неоднократные оскорбления в словесной и физической форме, в результате чего чувствовала себя абсолютно отличным от других человеком. Поэтому почти десять лет планировала месть обществу. В завершении допроса Ольге Гепнаровой было предъявлено обвинение и одновременно издано постановление, на основании которого она была взята под стражу, что было основано на опасениях, что она могла бы уклонится от уголовного преследования и продолжать преступную деятельность. Ольга Гепнарова согласилась с протоколом допроса, лишь поправила следователя в том, что привела термин «американский расизм», а отнюдь не «американский нацизм», как записал следователь.

Второй допрос проходил 13.7.1973, на следующий день после получения редакциями «Молодого Мира» и «Свободного Слова» писем, написанных Ольгой Гепнаровой. Допрос длился целый день, проводила его другая группа следователей и был он гораздо более содержательный и подробный, чем первый допрос. Здесь задержанная подробно описала свою личную жизнь с детства, описала отношения с родителями, сестрой, бабушкой, одноклассниками, учителем и друзьями. Говорила о частых и жестоких отцовских наказаниях, и всю домашнюю атмосферу, царившую в семье, оценивала как ненормальную. Дети в классе хотя и награждали её прозвищами такими как «ведьма» или «спящая дева» («у меня была такая странная походка, как будто сплю»), однако, в общем и целом посещение школы до шестого класса она оценивала положительно, может быть лишь за исключением учительницы Л.Ф., которая по мнению Ольги «не была педагогом, подходящим для маленьких детей». Учительница была, якобы, вспыльчивая и часто злилась. На задержанной, будто бы, вымещала свою злость. Постепенно поведение остальных (одноклассников, учителей, так называемой общественной улицы) стало становиться всё более негативным, также у неё ухудшилась успеваемость и в школу она ходила только усилием воли. Кратко описала она один, в то время типичный для неё день: - «Утром я уже просыпалась со страхом, как я этот день переживу, кто что снова будет против меня иметь. Из-за этого я уже была на нервах и поэтому даже плохо завтракала. Затем я шла в школу, куда я шла с большой неохотой и со страхом, далее уже в школе весь класс, даже вместе с учителем, за что-то надо мной смеялся, за какую-либо мою манеру поведения и иногда это провоцировалось самим учителем. Так я мучалась в школе, а когда уроки заканчивались, я уходила домой, днём я брала частные уроки, например, игры на фортепиано и немецкого языка, куда я ходила с большой неохотой, потому что на улице и в трамвае я встречала множество неприятных людей, которые по характеру были теми же, что в шкоде и дома. Например, я шла с урока игры на фортепиано по тротуару, в руке держала сумку и вдруг абсолютно незнакомый,  идущий мне на встречу парень, пинает меня между ног. Далее, я, например, ехала в трамвае и так как-то небрежно показала кондуктору проездной билет, а он на меня разорался, что я принцесска и чтобы я показала ему проездной билет как следует. Также я ходила в одежде, недостаточно подходящей для общества. Хотя одежда была чистая, но не подходящая, одним словом, неуместная там, куда я ходила. Это, собственно, пример постоянной несправедливости, которую я терпела от общества, и это постоянно, каждый день. Я всегда с облегчением останавливалась на месте, где не было людей, когда я была дома одна. Никогда я не искала себе компанию и мне больше нравилось быть одной».

Далее задержанная сообщила, что именно по этим причинам в седьмом классе она хотела покончить жизнь самоубийством. Описала своё пребывание в психиатрической клинике «Под Петржинем», куда была направлена после неудавшейся попытки самоубийства и последующее пребывание в Детской психиатрической лечебнице «Опаржаны». После окончания школы пошла учиться на художественного переплётчика и после окончания учёбы уехала работать в Хеб. Здесь она сменила несколько рабочих мест и затем вернулась обратно в Прагу (силы её были на исходе и она не знала, что делать дальше, приехал за ней отец и отвёз её домой).

Далее она сообщила, что в 1970 году она получила водительское удостоверение а в 1971 году купила в садовом товариществе Под Беранкой маленький домик за 6 000 крон и заказала его разборку и повторную сборку в Олешке. Была собственницей домика до февраля 1973 года, когда продала его за 33 000 крон. В качестве своих увлечений назвала автомобили и литературу (любимые авторы — Фрейд, Незвал, Рильке, Сартр и другие, больше всего ей нравилась специализированная литература из области психиатрии и психологии). Наконец, «резюмировала», что из-за всех этих причин она решила отомстить обществу, а значит, всем людям за то, как это общество к ней «по-зверски» относилось и как оно уничтожило её жизнь. Размышляла о трёх возможностях отмщения: 1) уничтожить большое количество людей путём подрыва железнодорожных путей с целью пуска поезда под откос; 2) заложить взрывчатку в общественном месте, где бы находилось большое скопление людей;
3) нелегально раздобыть оружие и затем использовать его где-нибудь на улице с целью расстрела как можно большего количества людей.

Однако, в конце концов, она решила реализовать свой план мести при помощи автомобиля. Начала планировать детали осуществления этого плана — где взять автомобиль, выбор места преступлени и т.д.

Заключительная часть допроса была посвящена описанию самого преступления, также как и на предыдущем допросе, но гораздо подробнее. В первый раз подъехала к трамвайной остановке около 13:30, но на остановке стоял трамвай, были там автомобили и мало людей. Поэтому остановку проехала мимо и снова вернулась несколькими минутами позже.

Ближе к концу допроса сообщила, что её поступок был совершён вовсе не от отчаяния, а в здравом уме и что о произошедшем ни в коем случае не сожалеет. Пришла к убеждению, что уже не существует возможности найти для себя иной образ жизни, потому как таковой не существует, поскольку ей не дано жить так, как живут остальные люди. Свой поступок она бы уже не повторила, но если бы жила следующие 22 года и люди относились бы к ней также, нечто подобное она бы совершила снова. В заключении попросила, чтобы в протокол были включены имена людей, которые из всего общества ей навредили больше всего: отца, матери и сестры. Допрос был закончен в 15:30.

Текст одного из писем, направленных в адрес редакций, а конкретно в адрес редакции журнала «Молодой Мир». Всего было написано два письма: первое было адресовано редакции «Свободного Слова». Они не были полностью идентичны: одна часть была опущена, другая — немного изменена. По моему мнению, письмо в редакцию «Молодого Мира» возникло как страховка, чтобы, по крайней мере, одно из писем попало к журналистам:

 

Уважаемые,

прошу Вас воспринимать это письмо как документ. Оно было написано в защиту от возможного принижения или осмеяния моего поступка, а также как указание на то, что я человек, пока ещё находящийся в границах психической нормы.

Меня зовут ОЛЬГА ГЕПНАРОВА. Я родилась 30.6.1951 в Праге. Происхожу из семьи работающей ителлигенции: отец — банковский служащий, мать — зубной врач. У меня есть сестра — Ева, родившаяся в 1949 году в Праге. Она библиотекарь. Я окончила 9 классов Начальной девятилетней школы, после чего выучилась на художественного переплётчика. С 1970 года работаю водителем. Имею квалификацию водителя третьего разряда, стаж — два с половиной года, из них на грузовых автомобилях — 10 месяцев. Я работаю на предприятии «Пражские коммуникации», Прага 7, ул. Бубенска, 8, предприятие № 2. Езжу без аварий. Ещё один мой адрес: Прага 10, ул. Планьанска, 524, общежитие Районного предприятия коммунального хозяйства, комната № 502/II.

После этого необходимого представления перехожу к делу.

 

Сегодня, 08 июля, украду автобус и на полной скорости въеду в толпу людей. Случится это, вероятно, в Праге 7, в Парке культуры и отдыха имени Юлиуса Фучика.

 

Поправка: автомобиль будет служебный 706 Р (марки «Шкода»), цистерна, место — любое и дата тоже.

Я стану виновницей гибели x людей. Буду осуждена и наказана.

И это моя исповедь (не верю ни священникам ни докторам, но всё ещё верю, что найдётся, по крайней мере, один добросовестный журналист).

До тринадцати лет я росла в когтях, так называемой, хорошей семьи. Я бита и мучена — игрушка взрослых и жертва одноклассников (и я уже навсегда неудачник среди сверстников). У меня были следующие прозвища: ВЕДЬМА, МУМИЯ, ТАРЗАН, НАДЛОМЛЕННЫЙ АНГЕЛ, КАМЕННЫЙ ЦВЕТОК, СПЯЩАЯ ДЕВА, НАШ ЛЮБИМЧИК и подобное. Мои мучители не милосердны. Я уродливый член стада и белая ворона своей семьи. Сколько себя помню — я одинока. У меня нет друзей и никогда не будет. Впадаю в отчаяние и результат: побеги. Побеги из школы, из дома, из жизни (один раз). Затем опять включена (в 13 лет) в невыносимую жизнь, полную унижений, насмешек и несправедливости. В детской лечебнице в Опаржанах познаю невежество и ненужность (для меня) психиатрической науки. Заканчиваю школу. После окончания школы расизим ослабевает, но как водитель по профессии опять борюсь (с предрассудками и т.д.). Осенью 1971 года я уезжаю жить в дом, который я построила почти полностью на свои деньги. Это символ моей одинокой борьбы. Через полтора года после этого, на исходе своих сил, отправляюсь жить в общежитие предприятия, где я работаю, пансионат, который мне покажется нерукотворным Вавилоном, где также, однако, нужно выживать.

А это случайные заметки из разных лет.

Я жалкая как последний наркоман. Да. Но где же мои наркотики? Где? Где то, что держит меня на плаву?

Все чувства на исходе и надежда уже на дне. А надломленный ангел не сломан.

Почему это делаю. Чтобы вы осознали, где заканчивается беспомощность индивидуума.

Я в худшем положении, чем американский негр. Почему? Потому что я одна.

Тысячу раз я была линчёвана. Приведу примеры:

  • отцом Антонином Гепнаром;
  • выманена в душ и избита там до крови (Опаржаны, 1965 год);
  • группой знакомых и незнакомых парней была оскорблена и отпинана между ног
    (в 11 лет, в коридоре моего дома);
  • на улице была избита девочкой одного со мной возраста (10 — 11 лет возле Бетлемской площади);
  • в переплётной мастерской была физически атакована начальником с. Х. (Хэб, 1969 год) и словесно;
  • бесчисленное количество раз, не выбирая выражения, мне давали понять, что я горемыка, которому нечего делать в обществе приличных людей (замечу, что я с рождения была здорова как психически, так и физически!!);
  • бесчисленное количество раз идущие мимо меня прохожие плевали — на землю и на меня (общественная улица, ЧССР);
  • на всех местах работы я была публично опорочена и оклевещена, высмеяна, унижена, возможно, за исключением «Пражских коммуникаций», где со мной обращались официально неплохо.

В итоге, личный баланс. Я сексуальный калека. Я неспособна установить и сформировать нормальные человеческие отношения. Я уничтоженный человек. Человек, уничтоженный людьми. Следовательно, у меня есть выбор: убить себя или убить другого. И решаю так.

ОТПЛАТИТЬ СВОИМ НЕНАВИСТНИКАМ. Если бы я ушла как неизвестный самоубийца, было бы это для вас слишком дёшево.

И поскольку общество — это до такой степени великий властелин, что неспособно само себя покарать, оно, бывает, карается частным образом. Иногда оно наказывается, иногда — лишь шокируется. Моё решение звучит:

«Я, Ольга ГЕПНАРОВА, жертва вашей жестокости, приговариваю вас к смертной казни сбиванием и провозглашаю, что за мою жизнь x людей мало. - Acta, non verba – («не словом, а делом» — перевод с латинского)».

И, наконец, у меня есть одно смешное желание. Господа журналисты, пожалуйста, объявите об этом общественности. Возможно, что это заинтересовало бы даже писателя Браналда, когда будет писать следующую книгу о современных преступниках.

Спасибо.

 

Прага __.7.73                                                                                                          Ольга Гепнарова

 

Третий и последний допрос Ольги Гепнаровой состоялся 6.11.1973. Был разделён на две части: первая длилась примерно час, с 9:45 до 10:50. В этой части очень сжато поочерёдно было повторено всё, что звучало на предыдущих допросах и обвиняемую спросили, хочет ли она к этому что-либо добавить. Во второй части допроса следователь задавал вопросы, которые касались второго преступления, в котором была обвинена Ольга Гепнарова — пожара в семейной усадьбе в Заброди. Обвиняемая описала, как с помощью бензина и газет организовала пожар с намерением уничтожить эту усадьбу. Однако, пожар был вскоре замечен и потушен, ущерб составил всего лишь около 100 крон. В качестве причины этого поступка она назвала месть родителям, главным образом, отцу (будто бы из-за этой усадьбы возникали между родителями постоянные разногласия и недоразумения). Вторая часть допроса длилась без малого час и весь допрос был закончен в 11:50.

Последний допрос проводил руководитель следственной группы майор З. Хотя он и проводил  предыдущие допросы, но при посредничестве подчинённых коллег из следственной бригады. Его присутствие также намекало на то, что следователи уже скоро закроют дело. Одно пояснение к личности майора З.: наверное было неожиданностью, что расследование этого, с позиций следователей, простого случая было поручено крупнейшей фигуре тогдашнего уголовного розыска Чехословакии. По моему личному мнению, это было потому, что в начальной стадии расследования царили опасения, не была ли Ольга Гепнарова членом какой-либо организации или группы, позже, после исключения этого подозрения, это расследование было оставлено майору З., чтобы он его прикрывал своим профессиональным авторитетом. Лишь следователь его уровня мог принимать такие решения, каким было, например, постановление об отклонении предложения адвоката, доктора права Т. (между прочим, человека очень образованного, дипломированного психолога и судебного эксперта) по вопросу проведения контрольной экспертизы, в связи с наличием законных сомнений судебных экспертов в области психиатрии и психологии при подготовке экспертного заключения, несмотря на то, что адвлокат считал его неверным и способ проведения которого не отвечал требованиям, предъявляемым к экспертным заключениям.

Одной из возможностей, которая бы привела к получению информации, была подсадка к Ольге осведомителей из числа женщин-заключённых, с которыми Ольга Гепнарова делила камеру. И даже из этих сообщений заметно, что следователи к Ольге Гепнаровой, которая их в интеллектуальном плане сильно превосходила, ключ не нашли. Однако, в объяснении этого случая, с криминалистической точки зрения, уже не было необходимости.

Расследование длилось с точностью до дня пять месяцев и закончилось 10.12.1973. Неделей позже следователь майор З. направил в следственный изолятор Рузыне сообщение об окончании расследования. В сообщении, одновременно, информировал следственный изолятор о том, что Городской прокуратуре было направлено предложение о проведении заключительных мероприятий.