Финал
Первые три месяца 1974 года были для Ольги Гепнаровой, наверное, самым спокойным периодом её пребывания в заключении. Не появилось пока никакой информации о том, чтобы в это время случилось что-то, что бы как-то «отклонялось от нормы». В декабре 1973 года закончилось расследование, а с ним и исследования экспертов, Ольга «переселилась» из Рузыне в Панкрац. В тюремной библиотеке взяла уголовный кодекс и подготавливала основу для защиты. Определённым разнообразием была лишь её жалоба, отправленная 21 января 1974 года прокурору, осуществляющему надзор за исполнением наказаний. Она жаловалась в ней на недостаточное отопление камер (топили, будто бы, лишь с 6 до 14 часов), а также на то, что «если заключённый перемещается из одной тюрьмы в другую, перевод его финансового счёта длится более месяца и поэтому в это время он остаётся совсем без средств к существованию». Жаловалась и на несколько других вещей, к жалобе свою подпись добавила и её сокамерница. В течение всего этого времени её поведение было более или менее в норме, не было установлено ни одного чрезвычайного события.
Спустя три спокойных месяца пришёл наполненный событиями апрель. Несколько дней сложного, несомненно, физически изнуряющего судебного процесса с фатальным концом — назначением смертной казни. Как я уже один раз писал, не удалось найти какой-либо документ, который бы сообщил, как она прожила остаток субботы и воскресенье после назначения наказания. В понедельник наступил следующий напряжённый момент — свидание с матерью, они виделись впервые спустя более чем девять месяцев. О чём в течение этих разрешённых 15 минут они говорили — неизвестно. Можно, однако, предположить, что мать большую часть времени убеждала Ольгу в целесообразности подачи апелляционной жалобы в Верховный Суд. В похожем ключе с ней, по всей видимости, говорил и адвокат, Доктор права О.Т..
В самом конце мая 1974 года, то есть ещё до заседания Верховного Суда, произошло чрезвычайное событие. Ольга напала в камере на двух своих сокамерниц и несколькими ударами по лицу причинила им лёгкий вред здоровью. Вмешавшихся сотрудников исправительного учреждения начала словесно атаковать (кричала им, что они «отбросы человеческого общества»), перевернула столик. В конце концов, ситуация накалилась настолько, что к осуждённой Ольге Гепнаровой была применена резиновая дубинка. Это происшествие адвоката Доктора права Т., конечно, не обрадовало. Однако, всё больше и больше усилий он был вынужден прилагать и по другой причине — Ольга постоянно всё больше приобретала уверенность в том, что фамилия её отца — Винифер, и она, таким образом, не Гепнарова.
24.6.1974 Верховный Суд ЧСР вынес постановление, которым отклонил ходатайство о составлении нового экспертного заключения и апелляционную жалобу матери на приговор Городского суда. В результате, приговор Городского суда от 6.4.1974 вступил в законную силу и из обвиняемой Ольга превратилась в осуждённую. Адвокат в сотрудничестве с матерью Ольги стал предпринимать другие правовые шаги — они подали прошение о помиловании и начали готовить заявление о пересмотре дела.
В конце августа 1974 года произошло другое чрезвычайное происшествие., Ольга Гепнарова словесно атаковала находящегося при исполнении сотрудника исправительного учреждения и грубо потребовала у него прикурить. В ответ на замечание начала крушить камеру, разорвала все книги и начала напускать воду в камеру. Во вмешавшегося сотрудника кинула тапками и грубо его оскорбила. После её перевода в другую камеру ситуация не улучшилась. На следующий день Ольгу Гепнарову навестил адвокат Доктор права Т. и нашёл её, по его собственным словам, «в состоянии острого психоза». Практически с ним не общалась и в очень резкой форме отказалась от давно ожидаемой передачи, которую он ей принёс. В таком состоянии, согласно тюремным записям, она находилась несколько дней, но, скорее, казалось, что резкое изменение психики уже было постоянным, лишь с кратковременным улучшением. Согласно записям, агрессивность осуждённой имела постоянно растущую тенденцию. Об этом свидетельствует и тот факт, что в ходе следующего посещения адвоката, которое произошло месяцем позже, Доктор права Т. оценил её поведение так же — как состояние острого психоза.
О том, что ситуация тогда была непростой, свидетельствовали и приготовления, которые осуществлялись в рамках планируемого общения Ольги с психиатром, Доктором медицины В.Г. - удвоенный конвой, во врачебном кабинете между врачом и осуждённой были помещены не только два стола, но и сотрудник исправительного учреждения. Несмотря на это, был задокументирован факт того, что Ольга со своим конвоем два раза «подралась» и попыталась сбежать. Начало приёма не было слишком многообещающим. Ольга притворилась «упрямой», на присутствие врача реагировала плохо, однако, на вопросы (хотя и со значительной неохотой и отчасти сбивчиво) отвечала. Говорила, что «знает, что она находится в тюрьме, однако утверждает, что с сентября. … … Настаивает на том, что она Виниферова и никакого преступления не совершала, отрицает даже то, что был суд. … … У неё нет никаких трудностей, она довольна, сыта и не понимает, почему к ней пришла врач». На другие вопросы врача начала отвечать «не знаю», постепенно перестала отвечать вообще. Внезапно она впала в истерический аффект с агрессией по отношению к доктору. Перевернула оба стола и вырвала у неё лист из протокола основного судебного разбирательства, который «яростно скомкала». Одновременно попыталась разорвать и записи врача. Заплевала вмешавшегося охранника, который пытался прижать её к стене. Совместно с другими сотрудниками и с использованием спецсредств, он надел ей наручники. Позднее в своём заключении Доктор медицины В.Г. оценивала её поведение как намеренное, будто бы это не было проявлением психического расстройства, а проявлением ненависти к врачам, прежде всего, к психиатрам. Этот вывод немного противоречит тому, что несколькими днями позже прошло обследование двумя другими врачами без каких-либо чрезвычайных происшествий. Речь шла о дополнении заключения экспертов в области психиатрии для подготавливаемого пересмотра дела и осуществили его двое из тех судебных экспертов, которые составили прежнее (исходное) экспертное заключение в области психиатрии. Само обследование прошло относительно спокойно, однако характер изложенных фактов достиг радикальных изменений. Ольга уже практически исключала возможность того, что она является кем-то иным, чем Виниферова. Рассказывала врачам о своём отце Винифере, который «к ней приходит и часто с ней разговаривает», говорила им также о том, как вынуждена была ходить по инстанциям, чтобы подтвердить, что её отец — Винифер. По её словам, преступление совершила Гепнарова, а расплачиваться за неё должна она — Виниферова. В какой-то момент она себя с Ольгой Гепнаровой, всё-таки, отождествила — признала, что происшествие (грузовой автомобиль) помнит, однако была при этом кем-то «управляема и не имеет права об этом говорить». Никакого переворота в заключении, составленном этими двумя экспертами, не произошло. У осуждённой, по их мнению, «не идёт речи о проявлениях психического заболевания, установленные проявления вымысла и галлюцинаций вызваны симуляцией заболевания, подкреплённой наличием, так называемой, патологической лживости (псевдология фантастическая)», подтвердили, собственно, выводы своего первоначального вердикта.
Однако, одновременно с этими событиями в эти осенние месяцы 1974 года произошло и несколько других вещей. На рубеже лета и осени Верховным Судом ЧССР было вынесено постановление об оставлении без изменения приговора — смертной казни. Мать Ольги попросила свидание с дочерью, однако председатель коллегии Городского суда отказал ей в её просьбе. Ольга Гепнарова была помещена в камеру смертников. Адвокат, Доктор права Т., в общении со своей клиенткой попадал во всё более затруднительное положение. Им, как дипломированным психологом, несомненно, не осталось не замеченным изменение психического состояния Ольги (Доктор права Т. был твёрдо убеждён в том, что Ольга страдает психическим заболеванием, с учётом этого, например, писал заявление в Верховный Суд ЧССР, где пытался обратить внимание на эти обстоятельства — упоминал признаки её активного поведения, писал, что у неё произошло развитие активных механизмов, которые могли быть завязаны на психопатологически значимых обстоятельствах, несомненно, с целью оценки её вменяемости). Однако, все его старания не достигли результата. Неудивительно, что под влиянием всех этих обстоятельств он сдался и 5 декабря 1974 года отозвал заявление о пересмотре дела. По сохранившимся свидетельствам, этот шаг, действительно, он воспринял очень тяжело, как своё личное поражение. И это был также последний раз, когда Доктор права О.Т. виделся с Ольгой Гепнаровой.
Трудно оценивать, как эта неудача повлияла на саму Ольгу Гепнарову, если повлияло вообще. В декабре 1974 года, собственно, произошёл очередной перелом в её психике и, вдобавок, в очень дурном направлении. Происходили часто повторяющиеся чрезвычайные происшествия, чей исключительный характер давал понять, что в то время Ольга уже находилась вне реальности. Всё продолжилось и в январе 1975 года. В ситуацию вмешались вышестоящие звенья из Министерства юстиции, управлению Совета исправительного воспитания было поручено немедленно проверить состояние здоровья осуждённой (по моему мнению, министерство пыталось избежать возможных осложнений, назначение даты казни, собственно, ожидалось каждый день — примечание автора). Обследование проводилось Медицинской службой управления Совета исправительного воспитания, врачом-терапевтом и психиатром. О её психическом и физическом состоянии потом свидетельствовали некоторые отрывки из выработанных медицинских заключений: внутренне обследование - «анамнестические данные невозможно было установить из-за абсолютного отсутствия сотрудничества со стороны обследуемой …..... к проведению обследования относится негативно, на вопросы не отвечает, отворачивает голову …..... на повторные вопросы не отвечает …..... сильная дрожь функционального типа на акральных частях тела …..... в положении «стоя» заметны колебания»
психиатрическое обследование - «после привода конвоиром по вызову — села …..... в ходе обследования седела, временами грызла ногти, играла с волосами …..... в течение всего обследования не произнесла ни слова …..... с ней был налажен письменный контакт с постановкой вопросов, на произнесённый вопрос врача письменно сообщала ответ …..... ответы точные, иногда неверные (текущая дата, дата её рождения) …..... якобы ничего у неё не болит, чувствует себя больной …..... на вопрос, о каком заболевании идёт речь, написала сокращение ш. (шизофрения), но это вы поймёте …..... письменно попросила сигарету».
Одновременно происходили последние административные действия, касающиеся этого случая. Уже 5.12.1974, то есть в тот день, когда в первый раз должен был заседать суд в рамках поданного заявления о пересмотре дела, министр юстиции послал сообщение в администрацию президента республики. Очень подробно описал в нём весь случай и связанные с ним вещи, в заключении добавил и просьбу об отказе в помиловании. Сразу после Нового года, 2.1.1975, министр юстиции направил президенту республики следующее письмо — на четырёх густо исписанных страницах в рамках переданных сведений сообщил информацию относительно прошения о помиловании, снова порекомендовав отказать в помиловании, на второй странице, однако, указал: «и хотя, с точки зрения характера преступления, способа его совершения и последствий, исключительная мера наказания соответствует закону, в ходе рассмотрения прошения о помиловании следует также обдумать аспекты, которые находятся выше рамок закона, между прочим и потому, что ресоциализация осуждённой не была исключена, лишь была определена как затруднительная». Проблема виделась также и в общественном мнении - «приведение в исполнение смертного приговора в отношении 22-летней девушки — это неоднозначное дело, несмотря на то, что она совершила такой достойный осуждения поступок, какой совершила осуждённая Гепнарова». В завершении попросил принять решение. Спустя две недели к этому сообщению им было направлено двухстраничное дополнение.
В начале 1975 года Президент республики не исполнял свои обязанности по состоянию здоровья, замещал его Председатель правительства. Прошло более трёх месяцев, прежде чем он принял решение — решение об отклонении прошения о помиловании. Это было в понедельник, а в пятницу Председатель коллегии Городского суда Праги издал постановление о приведении смертного приговора в исполнение и направил его с курьером в тюрьму Панкрац. Обратно пришло сообщение о том, что дата казни назначена на среду 12.3.1975.