Choď na obsah Choď na menu
 


Судебное заседание (день 1)

3. 7. 2016

protokol-o-hlavnim-liceni-01.jpg     Судебное заседание в Городском суде Праги по уголовному делу, возбуждённому в отношении подсудимой Ольги Гепнаровой началось 02 апреля 1974 года в 8 часов утра. Свои места заняли Председатель судебной коллегии, доктор права Ройт, и четверо других судей, два прокурора, адвокат подсудимой, секретарь судебного заседания, судебные эксперты, за исключением доктора медицины Д., который явился позже, несколько свидетелей, пострадавшие и их представители и уполномоченные. Из следственного изолятора была доставлена подсудимая Ольга Гепнарова. Председатель судебной коллегии сообщил, что остальные свидетели и эксперты были приглашены на более позднее время. Затем констатировал, что срок подготовки к судебному заседанию соблюдён, в результате опроса подсудимой, адвоката и прокурора было установлено, что законный пятидневный срок подготовки от даты вручения повестки соблюдён. Далее Председатель судебной коллегии сообщил, что руководствуясь пунктом 1 параграфа 201 Закона об уголовном судопроизводстве суд принял меры против переполнения зала судебного заседания и организовал в него доступ исключительно по пропускам.

В начале заседания были зачитаны требования отдельных пострадавших (граждан и предприятий).

Слово взял прокурор и зачитал обвинительный акт, затем последовал допрос подсудимой относительно содержания обвинительного акта и требований о возмещении ущерба (явился также доктор Д., с целью присутствия вместе с другими экспертами во время допроса подсудимой). Адвокат потребовал, чтобы ввиду специфической манеры дачи показаний подсудимой, её показания заносились в протокол дословно. После короткого совещания было объявлено, что протоколирование показаний подсудимой будет производиться в соответствии с параграфом 55 Закона об уголовном судопроизводстве и, кроме того, показания подсудимой будут также фиксироваться на магнитофонную ленту.
Перед судом предстала Ольга Гепнарова и по данному делу сообщила следующее:

"В первую очередь я бы хотела описать ситуацию, в которой я нахожусь в настоящее время. В качестве примера я бы хотела привести случай, который произошёл со мной, когда я ехала в автобусе и вместо 2 крон я кинула в кассу только 1. Водитель меня сразу остановил и составил в отношении меня протокол о штрафе. В течение всей поездки я была свидетелем того, как в автобус садились какие-то его знакомые, которые вообще ничего не платили. Затем, когда я выходила, я заметила, что если они будут взыскивать с меня штраф, то я его ни за что не заплачу. Спор продолжился перед автобусом. Затем автобус уехал. Сейчас я нахожусь в такой же ситуации, когда большой автобус уехал и я здесь стою перед вами как представитель закона. Далее я хотела бы сказать, что вы видите 8 мёртвых тел. Я также вижу 8 мёртвых тел, или 8х10 мёртвых тел, но что это за люди? Речь идёт о так называемой Пругелкнабе, я и есть эта Пругелкнабе, но я хотела бы вас попросить, чтобы вы не взращивали таких людей, поскольку они будут мыслить также как мыслю я и также сделают то, что сделала я.

Я хотела бы заметить, что я исключительный случай, несмотря на то, что я физически здорова, у меня белая кожа и я абсолютно не отличаюсь от других людей. Я не понимала, почему меня выбрали "белой вороной" и, в первую очередь,  родители дома ещё с рождения и затем постоянно. Родители воспитывали меня и сестру, были тут и бабушки, которые поочерёдно умирали и к которым я до этого ездила на каникулы. Именно потому, что у меня была сестра, я сравнивала поведение родителей. Со мной они обращались не так, как с ней - со мной обращались, в основном, хуже. Не смогла я сама себе это объяснить. Эти люди, то есть Гепнары и сестра по неизвестным для меня причинам меня ненавидели и делали мне постоянно как можно хуже. Били меня гораздо чаще, чем сестру. Затем, в последующие годы, они проявляли больший интерес по отношению к учителю сестры, а моего даже не знали по имени. Они плохо со мной обращались и до того, как я начала ходить в школу. Когда я начала ходить в школу, ситуация в семье повторилась в школе, когда я снова стала самой худшей и самой странной. Могу сказать, что с первого по пятый класс, когда дети ко мне привыкли, они не позволяли себе столько, сколько дети стали себе позволять после моего перехода в седьмой класс. Причина перелома мне неизвестна, наверное, я была неприятна учителю, который старался меня удалить из класса. Когда я появилась в этом классе, дети не знали никаких преград и демонстрировали своё превосходство надо мной. В начале я надлежащим образом выполняла свои обязанности в школе, до тех пор, пока я не была сломлена. Лишь затем я стала избегать школы. Школа была для меня невыносимой средой, не из-за учёбы, а из-за одноклассников и учителя, которые были возмущены тем, что я позволила себе их беспокоить тем, что я вообще здесь присутствую.

В это время я была, в общем, 4 раза Пругелкнабе. Это на меня так подействовало, что я начала говорить себе, что если я и дальше буду менять места и обстановку для того, чтобы я могла существовать, ничего не измениться - я опять буду Пругелкнабе и это больше "да", чем "нет". Поскольку я сказала 4 раза, имея ввиду Гепнаров, школу, улицу, а затем четвёртое место, когда я встретилась лицом к лицу с одним человеком. Это не была встреча равного с равным, а я опять была в качестве Пругелкнабе. Решила я это закончить тем, что я перестану существовать и этим закончатся все мои проблемы. Это было 10 лет назад, сейчас у меня другое мнение, я бы, собственно, перестала существовать, но эти проблемы останутся. Всюду, и в школе и в учреждениях и т.д. найдётся, по крайней мере, один такой же Пругелкнабе и я решила, что это не только моя личная проблема, но и ваша проблема. Чтобы вы не взращивали Пругелкнабе, а тем самым и людей в качестве наказания для себя. Поэтому я это не сделала, иначе у мены бы не было ни одного слушателя, возможно, я должна была бы это написать.

Современные люди не гуманны, ко мне они не относились так, как даже к другим Пругелкнабе и при этом у них не было никаких угрызений совести. Поэтому я это сделала, во-первых, из жажды мести, во-вторых, для того, чтобы предотвратить другие подобные случаи тем, как я себе представляю, что вы могли бы принять какие-нибудь меры, чтобы подобные случаи уже не происходили. Если Общественная безопасность может находить и прекращать вечеринки, почему бы она не могла сделать что-то и для этих людей, пока ещё не поздно, если также не хотите умереть на тротуаре или в другом месте от рук Пругелкнабе, который это совершит по праву вашего права либо по праву не вашего права. Если вы говорите, что я бесчувственна, если вы не были ко мне этичны, тогда и я не могу так поступать. Однажды по дороге из школы я встретила патруль Общественной безопасности, мне было примерно 12-13 лет, и они меня спросили, не больна ли я, не плохо ли мне? Этим я бы хотела, наверное, показать состояние, до которого меня довели, что в школу и домой я шла как на казнь. Я бы хотела ответить на вопрос, смирилась ли, собственно, я или нет с той ситуацией, в которой я оказалась? Нет, не смирилась. Я пыталась полностью изолировать себя от людей, чтобы защититься от возникновения других подобных ситуаций, которые меня уничтожали. Естественно, это были сплошь попытки по моей инициативе, но сколько я ни искала помощи, я её так и не нашла. Под этим я подразумеваю, главным образом, психиатрию и т.д., от которых я не получила никакой конкретной помощи, поскольку я была более или менее нормальной, как и любой другой. Почему люди меня задевали расизмом, могла бы рассказать Г.М., проживающая по адресу ..............".

 

Судебное заседание было прервано 10-минутным перерывом, после которого допрос подсудимой Ольги Гепнаровой был продолжен.

 


"Поскольку я не хотела ходить в школу, я пошла в училище обучаться специальности художественного переплётчика. Я хотела бы отметить, что там обстановка выглядела в определённой степени аналогичной, и хотя учащиеся не причиняли мне огорчений, но это делала учительница, снова была настроена против меня без причины. Я хотела работать по специальности и поэтому я уехала из Праги в город в северо-западной Чехии и устроилась в мастерскую, где я опять стала Пругелкнабе и выдержала там полгода, так как ситуация снова стала невыносимой. Мастер даже хотел применить по отношению ко мне физическую силу и помешала ему в этом, единственно, его супруга, а, следовательно, неверно указано в обвинении, что у меня была плохая трудовая дисциплина. Аналогично было и в двух других местах, где я задерживалась лишь примерно на один месяц. В то время, когда меня не было в Праге, я была в письменном контакте с сестрой, которая мне, в конце концов, написала, чтобы я возвращалась в Прагу. За мной приехал отец и я уехала домой.

Я начала работать в Управлении почт и телекоммуникаций и могу сказать, что если бы не было школы и этого предприятия, никогда бы я этого не совершила. Здесь я была таким Пругелкнабе, что я не могла с этим смириться. Я начала работать на Городском транспортном предприятии водителем. Я поняла, что это не то же самое, что быть водителем-мужчиной: моё положение было как у лыжницы на трамплине. В первый же день я стала виновницей автоаварии, что стало поводом для моего перевода на другое место работы и поводом для того, чтобы на меня начали показывать пальцем и прилюдно плевать в мою сторону и высмеивать меня,но, однако, коварно, не в лицо. Я поняла, что не могу так жить, что я везде буду Пругелкнабе. Что касается того, почему я стала водителем, мне это было предложено семьёй как вариант и я согласилась. Я работала в Центре 1, на пикапе в почтовом отделении 025. После вышеуказанной автоаварии полгода я работала на складе, а затем я снова была переведена на автомобиль. Однако, грузчики мне объявили бойкот, никто со мной не хотел ездить. Причиной была вышеуказанная автоавария. Поэтому я там, в конце концов, не выдержала. И хотя там было много неудачников и бездельников как и я, но, несмотря на это, они не были Пругелкнабе - меня ненавидели без какой-либо причины и в соответствии с этим и действовали. В конце концов, меня вынудили к "левым" рейсам. Это было свидетельством того, что меня в Центре не хотели видеть. Начальники гаража мне говорили, чтобы я приходила завтра. Велели мне затем убирать офис, но я выяснила, что я не была переведена на должность уборщицы, но что меня здесь не хотят видеть. Я сама обошла остальные центры и начала работать в Управлении телекоммуникаций и, конечно, грузчики снова объявили мне бойкот, подали на меня жалобу о том, что моя манера езды рискованная и поэтому я опять была переведена на другую работу. Около 2 лет назад я хотела разрешить свою ситуацию тем, что я полностью отселилась от людей и жила в лачуге в сельской местности. Этим я избавилась от людей и встречалась с ними лишь на работе и на улице. Из Почт и телекоммуникаций я хотела уволиться по соглашению сторон. В то время я ездила из Йиловего и случилось то, что я опоздала на поезд или на автобус, и у меня получился прогул, которых до этого у меня не было.

Заявление об увольнении я подала сама и устроилась в Пражские коммуникации и стала ездить сама без грузчика. Сначала я ездила на уборочной машине, позже - на поливальной. В целом, ситуация наладилась, была приемлемой, и поэтому казалось, что всё в порядке. Естественно, запас стойкости у меня уже был исчерпан, несла я на себе тяжесть прошлого. Я предчувствовала, что больше не вынесу и что моя собственная жизнь находится под угрозой и я всё время колебалась и размышляла, что мне, собственно, делать. Я не могу сказать, что меня на этом предприятии каким-либо образом обижали.

Я хотела бы рассказать, почему я, в конце концов, это сделала.
Во-первых, у меня была возможность убить себя и таким образом устранить проблемы, или по-другому, устранив также проблемы общественные, которые у вас возникают от этого, и устранить этакого Пругелкнабе, каким, например, являюсь я. Я бы хотела отметить, что вы как люди в целом меня к этому косвенно подтолкнули своим отношением ко мне, вы не могли себе представить, что я сама нападу сбоку.
К преступлению я внутренне готовилась много лет, с тех пор я пришла к мнению, что вина не моя, а ваша как людей. Это было примерно десять лет назад, в то время, когда я ещё ходила в школу. Также я бы хотела рассказать, почему я остановилась не на мысли лишить себя жизни, а на мысли совершить то, что я совершила. Если я не могла лично добиться успеха, я это сделала потому, что мне не удалось вообще ничего. Это, конечно, моя вина в том, что я была так истощена, что я ни с чем не могла справиться, не решилась на бегство в алкоголь или таблетки - чтобы закончить своё существование. Я, собственно, когда думаю о своей будущей смерти, не хочу умереть безнаказанно, отомстила я тем, кто виновен в этом. Мстила я тем, кто меня уничтожил. 

Проблема была лишь в том, как мне это сделать. Поскольку не было никаких других возможностей, я выбрала автомобиль. Когда я это совершила, никакого злопамятства я не чувствовала, это была необходимость, было трудно для меня это совершить, но неправда то, что я бесчувственная. Незадолго до совершения преступления я искала спасения. Я сама себе поклялась в том, что сделаю это. Я была готова отменить эту клятву, например, если бы я попала в психиатрическую клинику и нашла бы там себе аналогичного Пругелкнабе, с которым я бы могла общаться. В конце концов я всё-таки решилась сделать это. Я написала два письма в редакции, где объясняла, что хочу сделать, и было это непосредственно за два дня до происшествия. С момента окончания отпуска я уже не ходила на работу и размышляла об этом деле. Накануне происшествия я зашла в прокат автомобилей и договорилась об аренде грузового автомобиля Прага РН на следующий день. Свой личный автомобиль я сбросила на Слапское водохранилище, так как я заботилась не об имуществе, а о других ценностях. На следующий день я арендовала вышеуказанный автомобиль и поехала через Прагу в сторону Гостивиц (район в Праге — прим. переводчика), где я немного вздремнула, а затем бросила два вышеуказанных письма в почтовые ящики и поехала на место происшествия, под которым я подразумеваю Штроссмайерову площадь. Когда я отъехала от Гостивиц, было примерно 13:00. Всего у меня было три предполагаемых места, а это, во-первых, вышеуказанная Штроссмайерова площадь, затем место рядом с парком имени Юлиуса Фучика, и третье место — в районе Жижков, на проспекте Маршала Конева. Я решила совершить свой поступок на Строссмайеровой площади. Когда я проехала мимо этого места в первый раз, то мне показалась неподходящей сложившаяся ситуация, поскольку на остановке стоял трамвай и людей было уже мало и поэтому я продолжила движение по набережной и через Хотковы сады вверх и вернулась обратно на то же место. Это место я выбрала потому, что здесь был хороший рельеф, а именно склон, с которого можно было разогнаться, оживлённая улица, и поблизости были Общественная безопасность и Служба спасения. Я использовала автомобиль из проката, а не служебный потому, что, во-первых, я не ходила на работу и не имела к нему доступа, во-вторых, это предприятие ко мне хорошо относилось и я не хотела ему причинять неприятности. Далее, у прокатного автомобиля двигатель находился спереди, что хорошо для водителя, который меньше подвергается опасности, так как он защищён этим двигателем. Трамбус, на котором я ездила (на работе), был выше и я не смогла бы сбить столько людей. Вацлавскую площадь я не выбрала, поскольку условия там мне казались неудачными, так как я привлекла бы внимание раньше, чем сделала бы это.

Первоначально я хотела угнать автобус от Парка Юлиуса Фучика, где в то время проходила выставка и была припаркована целая вереница автобусов. После угона этого автобуса, я планировала въехать в толпу людей на площади перед входом в этот Парк. Поэтому я заехала в Прагу посмотреть на это место, но оказалось, что вышеуказанная выставка уже закончилась и автобусы здесь не паркуются, и поэтому я отказалась от этого варианта. Как я уже говорила, место на проспекте Защитников мира я выбрала потому, что здесь играло роль то, что он идёт довольно стремительно с холма и то, что со склона можно сильнее разогнаться — на равнине это было бы сложно, поскольку это был старый автомобиль. Что касается моих планов на совершение преступления, то я также  планировала сделать это с помощью автобуса с людьми, который я, возможно, где-нибудь бы сбросила, устроившись с этой целью на работу в качестве водителя автобуса. Однако, это не вышло. Затем, я размышляла над тем, чтобы совершить преступление с помощью огнестрельного оружия или взрывчатки, но, однако, это для меня оказалось недоступным. Поэтому я записалась в Свазарм (Свазарм — Союз содействия армии ЧССР, который был создан по образцу советского ДОСААФ — примечание переводчика), чтобы получить разрешение на ношение оружия и само оружие, но это, однако, также не удалось.

Что касается вопросов об обстоятельствах пожара, то я его устроила для того, чтобы отомстить родителям за то, что они были первыми людьми, которые сделали из меня Пругелкнабе. Моя ситуация была невыносима — это здание было предметом постоянных ссор в семье и я была убеждена, что если я этот объект уничтожу, то устраню этим и вышеуказанные ссоры. В общем, это было так, как и указано в обвинении. О поджоге этой усадьбы я размышляла ещё примерно за полгода до этого и, в конце концов, я выбрала эту конкретную ночь, когда я в Праге взяла такси, на котором отправилась в Наход и оттуда  к указанной усадьбе я шла 4-5 километров пешком. Я её подожгла и ушла. С расстояния примерно полкилометра я увидела, что огонь затухает. Сначала я хотела повторить попытку, но передумала. Я вернулась назад к такси и уехала обратно в Прагу. Что касается подробностей, то перед этим я купила в аптеке в Праге бензин и взяла с собой старые газеты. Бензин я выплеснула на деревянную дверь и туда же бросила горящие газеты, поскольку я была убеждена, что поскольку над дверью расположено слуховое окно, а на чердаке было складировано сено, то это сено займётся, а от него и весь объект. Я знала, что там живут квартиранты, но я не знала, что они там находились как раз в это время. Я знала, что туда уехала и моя сестра, но я не знала, что она туда действительно доехала. Для меня не было важным обстоятельством, есть ли там люди или нет. Если бы они сгорели, то это была бы скорее случайность — у них была тысяча возможностей спастись. Если бы они сгорели — мне бы это было безразлично также, как и вам была безразлична моя история, почему я должна придерживаться моральных норм, если вы их не придерживаетесь по отношению ко мне. Я имею ввиду не судебную коллегию, а людей знакомых и незнакомых.

Что касается подробностей происшествия на Строссмайеровой площади, как я уже сказала, я проезжала там около часа дня, но ситуация по причинам, о которых я говорила, а это, прежде всего, потому, что там стоял трамвай и людей уже не было, и мне не был гарантирован успех, мне показалась неподходящей и поэтому я продолжила движение и снова из Шпейхаров (район в Праге — прим. переводчика) я возвращалась на это место. В этот раз мне ситуация показалась уже подходящей, так как от перекрёстка со стороны Летны (район в Праге — прим. переводчика) я ехала в потоке машин первой и у меня была хорошая возможность разогнаться — непосредственно перед происшествием я могла ехать со скоростью около 60 километров в час. При приближении к месту я заметила, что ситуация для меня подходящая, что люди сосредоточены на одном месте на остановке, и я свернула на тротуар, где выровняла движение и ехала по тротуару, переезжая людей. Машина была всё время управляемой, я не тормозила, поскольку это противоречило моему плану — машина стала неуправляемой сразу после наезда на столбик, а не при наезде на бордюр, как указано в обвинении. Забыла я также понизить передачу — машина после наезда на людей замедлила ход и поэтому в конце концов остановилась после столкновения со столбиком. В общем, что касается автомобиля, то он был в порядке, возможно лишь были не совсем хорошо отрегулированы тормоза, поскольку при резком торможении автомобиль тянуло в сторону. Всё остальное мне показалось в порядке. Машину я проверяла сама, действительно ли она будет отвечать моим ожиданиям. Я не делала ничего, чтобы это всё предотвратить, потому что я хотела это сделать. Не могу сказать, что я об этом жалею, даже сегодня — по прошествии времени. Люди с остановки также сделали бы из меня Пругелкнабе, если бы я с ними встретилась раньше. У каждого народа — свой расизм. Что касается будущего, то такой поступок я бы уже не повторила. Я думаю, что я бы этого уже не сделала, а устранила бы саму себя. 

То, что я совершила, я поддерживаю и если бы я снова должна была решать, сказала бы я «Да» - в будущем, конечно, могу сказать, что «Нет», но вы не можете сказать, что уже не создадите никакого другого Пругелкнабе. 

Показания, данные мною в ходе расследования, в основном записаны верно». 

 

Подсудимая начала отвечать на вопросы...

На вопросы заседателя:
«... я была уверена и уверена сейчас, что если бы я изменилась каким-либо образом, это также не имело бы никакого значения. В общем, не могу сказать, боялась ли я за свою жизнь или нет. Если вы говорите, что я задавила людей, которые мне не сделали ничего плохого, тогда я, в свою очередь, должна сказать, что меня обижали люди, которым, в свою очередь, я не сделала ничего плохого...

… таких Пругелкнабе, как я, я знаю несколько, конечно же всегда это имело с их стороны какую-нибудь причину. Размышляла я над тем, не моя ли это вина, старалась я устранить свои возможные недостатки, но, в конце концов, я пришла к выводу, что виноваты другие люди. Что касается вопроса, люблю ли я кого-нибудь, могу сказать, что сначала я любила родителей и сестру, но, конечно, если вы видите, что эта любовь безответна, то также перестанете любить...

...что касается того, что я говорила, что жажда отмщения не была причиной моего поступка, думала я об этом как раз тогда, когда происшествие уже случилось, потому что я тогда точно знала, что делаю. Никогда у меня не было ни друзей ни подруг, и если я и была когда-нибудь с кем-нибудь откровенной, то это были специалисты — психиатры и от них я не ожидала вообще ничего, я знаю, что это, наверное, тяжело, поскольку я явно нормальная и если во мне есть что-либо ненормальное, то это сделали вы. Определённую отдушину, и хотя не в человеке, я нашла, например, в чтении, допустим, в какой-либо философской книге, и также могу рассказать, что однажды я спросила врача-психиатра, имели ли люди право меня так обижать, на что он мне ответил, что нет, а когда я спросила, могу ли я им за это отплатить, то он сказал, что да...»

На вопросы прокурора:
«...я думаю, что какого-либо непосредственного импульса к поступку 10.7.1973, который бы как-либо ускорил принятие мною решения, не было...

...это правда, что я также размышляла над тем, чтобы пустить под откос поезд. Я представляла себе это так, что я бы разобрала путь на 3-4 метра, возможно, с использованием даже какого-нибудь взрывчатого вещества, но к этому я, конечно же, не сделала никаких приготовлений …

...нельзя сказать, что я жалела о том, что я не переключила скорость на низшую передачу, что это было причиной того, что машина остановилась, это я поняла примерно три недели назад и считаю это интересным. Конечно правда то, что автомобиль остановился не по моей воле и если бы он не остановился я бы, очевидно, продолжала бы движение. По крайней мере, я так планировала, конечно же, во время самого происшествия, когда я ехала по тротуару, не могу точно сказать, что бы я в действительности сделала …

… не могу точно сказать, что бы я сделала, если бы на трамвайной остановке непосредственно перед происшествием я бы увидела, например, гурьбу детей. Такая ситуация не произошла и поэтому также не могу сказать, что бы я сделала ...»

На вопросы своего адвоката:
«Вы привели три случая из жизни, когда люди относились к Вам враждебно. Они действительно имели место? Вы способны их описать?»
«Хоть я и не знаю, какие Вы имеете ввиду, но я уверена, что они имели место.»

«Вспомните, в качестве первого обстоятельства Вы приводили высказывание госпожи М., которая пришла и сказала Вам, что если бы она была Вашей матерью, то она бы Вас повесила ...»
«Да, это действительно было. Мне не понятно, сказала она это из ненависти ко мне или из ненависти вообще. Случилось это в комнате водителей, она туда пришла со своей помощницей, остановилась рядом со мной и вдруг беспричинно сказала: «Если бы я была Вашей матерью, то я бы Вас повесила». Я усмехнулась и сказала ей, что никто не должен напрягаться, если бы я захотела, то сделала бы это сама. До этого я не была с ней близко знакома, только как с коллегой.»

«Когда Вы впервые обратили внимание, что Ваше окружение относится к Вам враждебно, было это так, как Вы мне рассказали тот случай, когда Вы шли с отцом за руку, а Вам навстречу шёл ребёнок с родителями, и когда они проходили мимо Вас, ребёнок шепнул Вам какое-то оскорбление?»
«Более подробно я это описать не могу, такие случаи были для меня обычными, хотя это постоянно меня удивляло. Этот случай действительно был, он, конечно же, относится к дошкольным годам и о других подобных случаях я уже не вспоминаю.»

Помните Вы тот случай в автобусе, когда там ехала женщина с девочкой и та спросила: «Кто эта девушка?» - и в этом вопросе она наверное видела вопрос в том смысле, кто Вы,  собственно?»
«На этом автобусе я ездила ежедневно, речь шла, по сути, о знакомых людях — речь шла о том, что если у меня и было какое-то отличие от других, то оно не было явным — я это объясняю тем, что вызываю определённое напряжение, которое переношу на других — ребёнок сказал правду, я нечто странное — это был ребёнок в возрасте 2-5 лет. Я уверена, что ребёнок так действительно спросил — люди начали оборачиваться на меня и на ребёнка.»

«Помните ли Вы, как Вы шли с Давидом и спрашивали у него, не говорит ли кто о Вас плохо — когда он расплакался и сказал, что это в действительности было?»
«Жила я в то время в общежитии, появилась там или компания или какой-то человек, которые начали мне делать замечания и оскорблять меня — это может случиться с каждым и я спросила, слышал ли он это и он ответил, что да. Я его также спросила, так ли он это воспринял ион  также ответил, что да — поэтому я считала это фактом. Я бы не сказала, что люди наперёд ко мне враждебно настроены. Это отношение развивается с тех пор, когда я это осознала в семье или в детские годы, что меня не выносят и насколько они не церемонятся, чтобы сделать мне как можно хуже. С каких пор я чувствую это состояние, на этот вопрос трудно ответить. Я бы сказала в среднем, что когда я появляюсь в каком-либо коллективе, так, примерно, через 3-5 дней, с незнакомым человеком — почти мгновенно.»

«Вы рассказывали мне, что познакомились с каким-то академическим художником, с которым Вы пошли в Деминку (кафе в Праге – прим. переводчика) и как только Вы сели за стол, то молодые люди, которые находились рядом, начали над Вами смеяться и отпускать в Ваш адрес комментарии.»
«Да, это на самом деле было. Я его также спрашивала, и он подтвердил, что тоже это видел.»
«А почему Вы его об этом спросили?»
«Я интересовалась психиатрией, психологией и сексологией, я думала, полностью ли я нормальная, мы говорили об этом, хотела я это от него узнать, но он об этом не хотел говорить, только жалел меня.»

«Чувствовали Вы себя жертвой, я назвал это Пругелкнабе, когда у Вас появилось чувство, что Вы жертва?»
«Оно возникло после моего перехода в седьмой класс, когда ко мне так стали относится, но, в конечном счёте, это было ещё раньше, я называла себя Пругелкнабе ещё в детстве, когда я жила у родителей. Ощущения того, что я жертва, имели определённые колебания, был период, когда для меня это было важным, это было …
(замолчала – прим. автора), я бы это назвала примерно так, я на своих чувствах не слишком настаивала. Были в жизни случаи, которые этому способствовали, эти чувства менялись и изменились, прежде всего, тогда, когда я пошла учиться, тогда я эти чувства ослабила. Например, уход жить в дачный домик было моим решением и решила я так потому, что человеческое общество мне дало понять, что я к нему не отношусь, пинало меня как собаку.»
«А кто были эти обидчики?»
«Самыми жестокими были дети, самыми открытыми и самыми злыми, взрослые скорее плели интриги и общались взглядами, в открытую себе ничего не позволяли. Насколько я могу это описать, речь идёт о человеке скорее примитивном, неважно, мужчина это или женщина, которые становятся обидчиком умышленно, на основе своего коварства – были, конечно, и люди, которые меня терпели, но таких было мало. Обидчики, это не была определённая группа, может быть, учителя и так далее. Даже дома я чувствовала, что не вхожу в эту семью, ещё ребёнком, поскольку родители также становились постепенно обидчиками, также как и остальные люди ….. мне приснился один сон, где я подписывала книги в учреждениях, что осознаю, что мой отец не Гепнар, а Отто Винифер. К его поискам я не преступила, доверилась я с этим Мирославу Д., он мне писал в тюрьму, что это правда и что он его разыскивает, но что, в общем, ничего не знает ….. мне это безразлично. Я считаю себя человеком психически нормальным, но определённое отклонение от нормы я признаю, но оно было приобретено. Я не считаю себя человеком психотическим.»

«Как происходила Ваша езда по лестнице?»
«Это не было чем-либо исключительным, было это на Смихове
(Смихов – район в Праге – прим. переводчика), когда я заехала в узкую маленькую улочку и я поняла, что еду неправильно. Развернуться я не могла, потому что там стоял какой-то грузовой автомобиль из-за чего там было мало места, речь шла всего лишь примерно о трёх ступенях, которые с соседней улицы не были видны. Потом это было предлогом для экспедитора, они хотели мне объявить бойкот.»

«Правда то, что говорили люди о том, что в помещениях Вы всё время сидели около двери?»
«Да, но это было лишь постольку, поскольку я не хотела ходить через всё помещение, я не хотела выставлять себя под замечания людей. Я думаю, что у них не было по отношению ко мне особого интереса, но поскольку они со мной встречались, их это вынуждало, чтобы меня оскорблять. Они не могли смириться с моим присутствием, потому что они видели ….... лично я думаю, что меня вычисляли каким-то шестым чувством.»

«В своих показаниях Вы использовали понятие «расизм», что Вы под ним подразумеваете?»
«Например, однажды я шла домой с одноклассниками, которые друг с другом договаривались, что куда-то вместе пойдут и когда я сказала, что тоже пойду с ними, один из них сказал, что я для этого не гожусь и остальные с этим согласились и начали на меня кричать — это равносильно расизму.»

«А что, по Вашему мнению, людей в Вас отталкивало?»
«Я бы сказала, что больше всего их отталкивало моё поведение — поскольку я была Пругелкнабе дважды или трижды, то я была той же. Позже, когда я им стала многократно, я была вынуждена занять иную позицию. Может быть, их также отталкивало то, как я хожу, от чего также появились различные прозвища, например, «Тарзан», «Сломанный ангел» и другие.»

«Почему им это так мешало?»
«Этого я объяснить не могу.»

«Вы мне рассказывали, что Вы уверены в том, что в камеру к Вам были подсажены какие-то агенты …. .»
«Я определённо знаю о двоих, это была Й.Т. в самом начале заключения, а затем, также Д.К. Это было где-то, примерно, в феврале. Мы все в камере сошлись на этом мнении. У первой, очевидно, было задание получить обо мне общую информацию, а у второй — политическую информацию (здесь не идёт речь о каких-либо болезненных фантазиях, упомянутые сокамерницы действительно были подсажены к Ольге Гепнаровой — прим. автора).»
«А зачем их к Вам подсадили?»
«У меня есть объяснение — человек правдивей всего ведёт себя в частной жизни и они, как раз, хотели использовать мою частную жизнь в камере, точнее, та вторая, которая выясняла мои политические убеждения. Я могла говорить в камере что-угодно, она обернула это против меня.»

«Вы просили, чтобы Ваше дело было рассмотрено также с философской точки зрения, почему?»
«Я хотела понять, действительно ли философия как таковая могла бы оправдать мой поступок? Я думаю, что философски это можно было бы оправдать.»
«Например, когда Вы мне сказали, что общество уголовно наказуемо …..»
«Я так думала потому, что именно общество меня довело до стрессовой ситуации. В Городском транспортном центре я обратилась в ЗК РПД (Заводской Комитет Революционного Профсоюзного Движения — прим. переводчика), что было во взаимосвязи с рассмотрением моих прогулов. Я им тогда сказала, что меня выгнали из центра № 1 и они меня высмеяли, смеялись действительно до упаду. Это же я сказала и в Народном комитете, но там я не говорила о конкретных лицах, когда меня спрашивали, почему я живу в лачуге. Я им ответила, что меня изгнало человеческое общество, в ответ на что они опять меня высмеяли.»

«Вы пытались где-нибудь получить помощь специалиста?»
«Действительно, я звонила на телефон доверия, но я, естественно, не говорила, что хочу сделать. Психиатру я это, однако, сказала, но это был не доктор Н., а доктор Б. Затем он спросил, как я конкретно хочу это совершить, но также потом перевёл это в комичную плоскость. Это было в 1972 году.»
«Вы просили о госпитализации в Богницы?»
«Да, госпитализации в Богницы я добивалась — я ждала какого-нибудь чуда — с доктором Б. мы, в конце концов, договорились, что для меня это не имеет значения, я ему сама, в конце концов, сказала, что я думаю, что это не имеет значения, и он с этим согласился. Он мне сказал, что я настолько сильна, что сама смогу себя спасти, хотя и не дословно так, но  как-то похоже.»

Вопрос прокурора:
«Вы работали на ряде предприятий, где, по-Вашему, ситуация была труднее всего?»
«Это было в мастерской в Хэбе и особенно на Городском транспортном предприятии.»


На этом допрос подсудимой был окончен. Прокурор ходатайствует, чтобы завтра были заслушаны некоторые из четырёх свидетелей, перечисленных в официальном протоколе Общественной Безопасности от 10.7.1973, в первую очередь, ближайшей коллеги подсудимой для того, чтобы прояснить вопрос о том, почему происходили разногласия между подсудимой и работниками этого предприятия. Прокуратура бы сама обеспечила участие этих свидетелей либо некоторых из них завтра во второй половине дня.
После совещания без прерывания рассмотрения дела было оглашено Определение о том, что ходатайство городского прокурора подлежит удовлетворению.


Перед судом предстал эксперт, доктор Йиржи Е., который был приведён к присяге в соответствии с параграфом 6 Закона № 36/67 Сб. и которому был разъяснён смысл параграфа 106 Уголовного кодекса. В соответствии с параграфом 108/1 Уголовного кодекса была подтверждена верность выполненного экспертного заключения со ссылкой на его содержание. Зачитывается часть 1 заключения  со 129 по 131 страницы (о проведённом химико-токсикологическом обследовании крови Ольги Гепнаровой после автоаварии 10.7.1973 — прим. автора).
У подсудимой нет вопросов к эксперту.
Допрос эксперта был проведён в период времени с 13:00 до 16:15, ходатайство о выплате вознаграждения эксперт подал в письменном виде.

Перед судом предстали эксперты Й.У. и П.Т. (эксперты в области транспорта — прим. автора).
Процессуальные действия были теми же, что и в отношении предыдущего эксперта, были зачитаны экспертные заключения (часть 1, страницы 21-25 и 29-69).
У подсудимой нет вопросов к экспертам.
В порядке, предусмотренном параграфом 108 Уголовного кодекса, эксперты дополняют в соответствии с параграфом 210 Уголовного кодекса (эксперт Т. диктует для протокола — прим. автора): «Учитывая то, что скорость наезда на тротуар была 55 км/ч, столкновение автомобиля с твёрдым препятствием могло привести к травмированию подсудимой.»
Допрос проведён в период времени с 12:30 до 16:30.
Перед судом предстали эксперты доктор Франтишек В. и профессор, доктор Яромир Т. (Военный институт судебной медицины — прим. автора). Процессуальные действия прошли опять также, как и в отношении предыдущих экспертов.
У подсудимой нет особых замечаний, лишь добавила, что череп в машине возила ради шутки.


Судебное заседание было прервано в 17:00 с отложением на завтра, то есть, на 03 апреля 1974 года в 08:00 утра.